РАЗУМ ОБМЕНОВ

[ledi_diana]

«…итак, благодаря уравнениям Римана-Хаке была наконец математически доказана теоретическая необходимость твистерманновой пространственной зоны логической деформации. Эта зона получила название Искаженного Мира, хотя на самом деле не искажена и миром не является. И наконец, по странной иронии судьбы, важнейшее третье определение Твистерманна (относительно того, что зону можно рассматривать как участок Вселенной, работающий в качестве хаотического противовеса логической устойчивости первичной структуры) оказалось излишним».

Статья «Искаженный Мир», «Галактическая Энциклопедия Универсальных Знаний», издание 483-е.



- Мне приснилось, что Николай Дмитриевич всегда носит в кармане белого халата дверную ручку. - говорит Аня, выходя из комнаты.

На руках у Ани младенец Тимофей. Он дрыгает толстыми ножками и являет два зуба, широко улыбаясь навстречу мне.
Младенец Тимофей зеркален к тем, кто улыбается ему. Значит, на лице моём улыбка - к зеркалу не ходи.

- Николай Дмитриевич всегда носит в кармане дверную ручку. - подтверждаю я, перехватывая младенца в свои руки.

- Я даже могу объяснить тебе, зачем она ему. - говорю далее я.
- Я знаю, зачем она ему. - отвечает Аня. - Но я не знаю, зачем мне эта информация и почему мне нужно об этом помнить.



Николай Дмитриевич учитель Ане.
Мне он - учитель и друг.
Наверное.
Не знаю.
Дружба - понятие обоюдное, а у меня нет информации об обоюдности. Мне неловко спрашивать, а делать выводы из неполной информации я не умею.
Но информация о дверной ручке в кармане белого халата у меня есть.

Аня убегает вниз по лестнице, в ванную.
Мамам грудных детей необходимо владеть умением быстро бежать в ванную комнату и столь же быстро возвращаться...

... я перехватывала на руки мою внучку Дарью Тимофеевну, когда бежала к ванной её мама. Но это было в другой эпохе.
А в нынешней эпохе Дарья Тимофеевна важно ходит по квартире, в которой живёт она вместе со своими родителями - и убедительно декламирует:
- Милый мальчик, ты так весел, так светла твоя улыбка, не проси об этом счастье, отравляющем миры, ты не знаешь, ты не знаешь, что такое эта скрипка, что такое тёмный ужас начинателя игры! Тот, кто взял её однажды в повелительные руки, у того исчез навеки безмятежный свет очей, духи ада любят слушать эти царственные звуки, бродят бешеные волки по дороге скрипачей...

Так говорит Дарья Тимофеевна в свои неполных три года - а мы здесь, за шестьсот километров от неё, получаем информацию о декламации, и громко радуемся - потому что именно эти две строфы моя дочь Санди убедительно цитировала в свои пять лет, в ещё одной эпохе.
Три и пять мы умеем сравнивать, значит, есть прогресс - к зеркалу не ходи!
А мы всегда за прогресс.

Но нам так мало всего лишь информации...
Разве заменит информация отсутствие ребёнка на руках?
Разве изгонит информация тоску?
Разве что усугубит...

... здесь жара компенсируется бризом в окна, и развеваются прозрачные занавеси, когда происходит непродуманное - или как раз обдуманное - открывание окон по единой прямой, ради сквозного потока воздуха.
Здесь морковь легко выдёргивается из песчаной земли, моется и обязательно выставляется точно на линии между глазами и солнцем. Тогда юная морковь становится почти прозрачной и слегка сияет, а так вкуснее - если, конечно, сгрызть её сразу.
После сияния.

Здесь земляничные поляны на вечерний десерт, но для этого нужно войти в недальний лес - в отличие от десерта утреннего и обеденного, когда достаточно выйти в ягодные углы небольшого сада.
Там - смородина и крыжовник.

Десерт вечерний земляничный поглощается после купания. Купание всегда вечером. Вечером легче возвращаться вверх по склону, ведущему вниз.

... когда последнее мясо одиноким куском в морозильной камере - приходит решение о тщетности экономии мяса. Тогда стоит подумать о мясной судьбе с утра.
Конечно, мясо приходится размораживать, и это совершенно неправильно для задуманного действия. Но если задуманное не самоцель, а просто желание употребить последний мясной кусок этой недели - тогда можно продолжить и задумчиво нарезать много лука.
Затем стоит вытряхнуть все имеющиеся в доме карманы, не забыв о карманах шуб и зимних пальто, и, если повезёт, можно наскрести немного денег. Ровно на две бутылки недорогого вина.
Вином из первой бутылки щедро полить кощунственно оттаявшее мясо, задумчиво совокупляя его с луком. Там следом ляжет перец.
Не стоит осуждать и укоризненно кривить губы - нет, это не шашлык.
Это просто последний кусок мяса.
Но шампуры с собой берём.
Также берём с собой вторую бутылку вина. И это назовётся так - последнее вино при последнем куске мяса.

На побережье длинный пустынный пляж. Узкая полоса мокрого песка. На полосе много деревьев, унёсшихся к морю вниз по склону, ведущему вверх, и корни иногда в воде, но, тем не менее, деревья умирают.
Нам следует преодолеть умершие и давно зализанные волнами, стволы, затем уже поваленные, но пока ещё живые, затем песок-плывун, его необходимо обойти, прижимаясь к отвесным стенам глиняных склонов - и вот наш пляж. Перерезает его холодный ручей, упорно пополняющий море, украшает его мыс с тремя деревьями - одним полнокровным, обугленным вторым, и третьим, склонённым, наружу вытащив коренья, и судьба его видна в прозрачной воде как в зеркале - оно умрёт, и даже вскоре, пожалуй.



«…поэтому содержание (если не сущность) нашей мысли лучше всего передается термином „зеркальная деформация“. В самом деле, как мы убедились, Искаженный Мир выполняет нужную, но отвратительную роль — привносит неопределенность во все явления и процессы, тем самым делая Вселенную теоретически и практически самодовлеющей».

Из «Размышлений математика», Эдгар Хоуп Гриф, «Эвклид-Сити Фри Пресс».



Младенец Тимофей смотрит на море. Младенец любит смотреть на море.
Я тоже люблю.
Но я не смотрю сейчас, мне некогда смотреть, я плыву.

Здесь мелководье и поэтому волны. Никогда я не видела таких огромных волн в небольших водохранилищах, по сути озёрах.
Здесь же именно так, и, когда выходишь из воды, кружится голова как кружится она обычно после изрядной передозировки качельных утех.
Тогда показан сразу кусок горячего мяса и глоток вина. И зелень нам тут в помощь, охапкой принесенная с собою в корзине или пакете. В охапке - петрушка, укроп, огромные листья салата и для гурманов руккола и кинза.
Рукколу и кинзу никто не ест, кроме меня, но традиционно каждую весну я высаживаю несколько грядок рукколы и кинзы в ожидании заезжего гурмана. Здесь бывает много гостей, и почему бы среди них не случиться гурману?
Опять же - а если вдруг гурману случится идти по пляжу, а мы тут с мясом, но без рукколы и кинзы?
Поэтому в охапке разнотравье.

Я прекращаю плыть и сразу становлюсь на ноги. Где бы ты ни прекратил плыть на этом мелководье - сразу встанешь на ноги. Мы давно смирились и уже не ищем глубину.
Я выхожу из воды к мясу, но волна сбивает меня с ног. Такое коварство у мелководья.
А раньше я об этом не знала.
Мои моря были тихими, и пляжи песчаными и длинными. Информации о волнах не было.
Но однажды я вытряхнула все имеющиеся в доме карманы, собрала немного денег и детям рюкзаки, а себе дорожную сумку - и повезла команду к другому морю. Я слышала, что там бывают волны.
Пять дней наметилось - два на дорогу, два дня у моря и день у друга, который жил по дороге к морю.

Мой друг любил говорить за жизнь, а я любила и умела слушать, когда говорят за жизнь.
Мой друг умел справляться с моими бытовыми проблемами, а я не имела оснований не радоваться этому.
И по приезду мои дети тут же получили заботу, исполнение капризов, много вкусного и компьютер на растерзание с целью полезно поиграть, а я, конечно, тоже кое-что получила - и обрела себя на мягком ковре прохладного балкона, и бокал держала моя рука.
Потом дети уснули, а друг и я всю ночь говорили за жизнь.
Если есть короткая летняя ночь, прохладный балкон, застеленный мягким ковром, и друг рядом - отчего не посвятить ночь беседе за жизнь?
Ничему другому мы ночь не посвящали по той причине, что друг любил меня любовью брата, а может быть ещё нежней. И эта нежность оказалась настолько широкой, что позволила ему задать неосторожный вопрос, а именно - так где и у кого мы остановимся в том городе у моря, куда поедем уже завтра, ох, нет, уже сегодня...
Остановиться мы должны были у замужней дочери друзей моих друзей.
Ответила я другу кратко.
Но друг почувствовал в моих словах некоторую недосказанность и решил задать ещё вопросов.
Ну что же, он знал на что шёл.
Мой друг всегда знал, на что шёл.

Друзья, любезно организовавшие нам место причала в том городе, где море, были семьёй трезвой и офицерской. Их друзья, живущие в том городе, где море, тоже любили трезвость, порядок и дисциплину, поскольку офицеры, даже высший состав. И вообще на корабле. Правда, сейчас в отставке, но корабли повсюду, на полках в виде моделей и рисованы, в рамки забраны, развешаны по стенам.
Там дочери, конечно, говорилось с детства - только за офицера, только за моряка. Но дочери не всегда послушны отцовским заветам, можно даже сказать - дочери всегда непослушны. И состоялся брак с уголовником и наркоманом.

От этого брака три плода:
- неуклонное превращение красивой, умной дочери в стареющую алкоголичку
- новый срок и тюрьма для мужа-наркомана
- и внук друзей моих друзей.

- Он, понимаете, немножечко клептоман. - краснея, предупредили нас наши друзья и тут же поспешно добавили - Но вам выдадут ключи от комнаты!

Всё это я рассказала другу, сидя на балконе дома его, с удовольствием глядя в предутреннее небо, где ещё висела последняя звезда. Очень большая и яркая, прямо над балконом она висела, намекая на то что, видите ли, она Венера, покровительница влюблённых, и не пора ли нам сделать выводы - но мы намёки игнорировали, поскольку любили друг друга любовью брата, а может быть ещё нежней.
руки мои заняты были бокалом, и была жидкость в бокале, рядом с моими коленями стояли тарелки, в тарелках оставалось ещё много вкусного, из комнаты слышалось тихое сопение моих детей, и друг был рядом - и не было у меня оснований не испытывать удовольствия.

Услышав мой рассказ о хозяйке нашей будущей съёмной комнаты, немножко алкоголического склада девушке и сыне её, немножечко клептомане - друг мой посмотрел на меня очень длинным, красноречивым взглядом. Затем он оглянулся в комнату, к сопению моих детей, и снова долго смотрел на меня. Я краснела, поскольку понимала, что говорить обсценно при мне мой друг не мог, но думать так никто ему не запрещал, а мысли его всегда я слышала отчётливо - возможно, именно в этом и состояла моя ценность в глазах друга.
- Тогда я поеду с вами. - сказал решительно мой друг.
И я вздохнула с облегчением, и не было у меня оснований не испытывать удовольствия.

Мой друг не мог быть с нами долго, приехав к городу у моря. Необходимо было возвращаться назад, вечером его ждала работа. Мгновениями пребывания он распорядился так:
- снял нам квартиру на два дня, две комнаты с эркером в доме южной постройки, где двери квартир выходят на длинные общие открытые террасы;
- доставив нас в квартиру, друг вышел в магазин и вскоре выкладывал продукты из пакетов в холодильник и буфеты;
- велев нам собирать купальники и плавки, а также полотенца, тем временем погрузил в наши пляжные сумки сегодняшний наш обед и ужин;
Затем, вскричав: "За мной!" - увлёк нас в горячий день и двор, потом через дорогу, потом какой-то был пустырь и сразу за пустырём выплыл на нас, бегущих, залив, прозрачный и голубой. С зеленоватым, разумеется, оттенком.
Вручив мне купленную карту города и пляжей, насильно ткнув мне в руки купюру огромного тогда для меня номинала - взмахнул мой друг рукой нам на прощание, тоскливо посмотрел на детей моих, которые, забыв о нём и обо всём, уже бежали к морю - и быстро ушёд он вдогонку маршрутке, через пустырь, через дорогу...
... а я тотчас уснула на берегу.
И это было, конечно, преступно - оставив в море троих детей, спать на этом тихом берегу, пахнущем выброшенными водорослями, песком и жаркой галькой, наверное, немного рыбой - всем тем, чем положено пахнуть любому уважающему себя морскому побережью.
Но дети мои прекрасно ладили с водой, я это знала, поэтому спала я долго и безмятежно, сжимая в руках наши сумки, и карту города и пляжей.

Так славно спится на берегу моря, когда ты знаешь, что твои дети в хороших отношениях с водой, а осознание вечернего возвращения в тихую квартиру с эркером и длинной террасой, в присутствии холодильника, заполненного продуктами, усугубляет обычно сон безмятежный.
Это был лучший из снов в моей жизни, в эпохе той, которую я давно забыла, так, словно это всё было не со мной...

А в конце второго дня, в конце стремительно темнеющего вечера на пляже, который мы полюбили отныне на всю жизнь - решили мы, уходя, увидеть волны. И сменили маршрут возвращения в нашу квартирку. Мы обошли залив и вышли к побережью, где камни на берегу и мелководье - так нам сказали. На этом берегу стояли люди, много людей, они смотрели на волны, но никто не купался. Мы удивились этой человеческой лени и расточительности в днях общения с морем. Мы были скупы, считая минуты, и было решено опять поплавать, ну последние полчаса.
ну полчасика - так попросили дети. И тут ведь были волны, которых мы не знали раньше. Конечно, я позволила, и мы вошли в эти волны.
Это было вторым преступлением, которое я совершила в те дни. Но не было информации о волнах, камнях и мелководье в их совокупности.

Швырять на камни нас начало сразу. Сразу мы поняли, что здесь не до купания, что нам бы выйти поскорее на берег - но это уже было затруднительным и местами невозможным.
Избитые о камни, я и сын пытались ловить и выводить к берегу наших девочек. Младшая испугалась, но не кричала, тщетно пыталась встать на ноги в этих волнах и камнях. Средняя дочь успела оседлать валун, покрытый водорослями, легла на него животом и, зацепившись ногами за край подводный камня, тянула ко мне руки. На берегу стояли люди и были они курортниками, сиречь такими же дураками, какими были мы. Кричать Спасите и На помощь мы ещё не умели, потому что не хватало информации о волнах.

Чуть в стороне стоял мужчина. Он курил и смотрел в море, когда мы подошли. Когда ушли мы в волны, он выбросил сигарету и стал смотреть на нас, ещё тогда отметила я удивлённый взгляд.
Когда волны начали швырять нас на камни, он недоумённо сдвинул брови, затем сбросил кроссовки, отбросил барсетку с руки и вошёл в воду.

ну да, именно он и спас тогда нас всех. Его избило тоже изрядно, пока отбивал он нас у волн и у камней, вытаскивал на берег, а некоторых даже выносил.

- Сначала я ничего не понял. Я думал, вы решили просто попробовать воду. - сказал он, когда сидели мы потом на тёмном берегу, и низкие звёзды уже давно светили нам. - Нельзя купаться в таком прибое. Я вырос на этом берегу, и я моряк. Но даже я хорошенько подумаю, стоит ли входить в такой прибой.

Я не оправдывалась. Осознавала преступление.
У меня уже была информация о волнах и мелководье в сочетании с камнями.

- А почему из всех стоящих в воду вошли только вы? - спросила я.
- Курортники. - презрительно ответил он. - Они даже не поняли, что вы тонете. У вас оставалось немного времени, но они ничего не понимали. К тому же вы не кричали. Почему вы не кричали?
- Да у нас не было сил. - сказала я.

Моряк провёл нас до самого дворика того дома, где нас ждала квартира с эркером и террасой.
Назавтра он уезжал к другому морю. Холодному и совершенно некупальному, там ждала моряка его служба.
- А почему вы стояли на том берегу? - неаккуратно и необдуманно спросила я.
- Прощался. - ответил он. - Я люблю это море, я приезжаю к нему каждый год на месяц.
- От моря к морю? - спросила я.
- Ну да. - без улыбки ответил он. - И каждый вечер перед отъездом я прихожу прощаться. Знаете, мало ли...

Я теперь знала, конечно.
- Вы хорошо попрощались в этот раз. - сказала я моряку, уходя.
Тогда он улыбнулся. А благодарить он сразу не велел.
- За это не благодарят. - сказал он странные слова.

Моряка звали Мишей.
Я не помню его лица, а только голос и огонёк его сигареты.
Зачем мне эта информация? Зачем мне имя человека, который однажды спас меня и всех моих детей?
И было ли это на самом деле? - пытаюсь понять я иногда.

Но каждая волна, сбивающая меня, входящую в море, или, что ещё коварней, выходящую - напоминает мне это имя, голос и огонёк сигареты.



«Но, несмотря на все это, для потенциального самоубийцы, странствующего по Искаженному Миру, можно привести несколько чисто эмпирических правил.
Помни, что в Искаженном Мире все правила ложны, в том числе и правило, перечисляющее исключения, в том числе и наше определение, подтверждающее правило.
Но помни также, что не всякое правило обязательно ложно, что любое правило может быть истинным, в том числе данное правило и исключение из него.
Из «О неумолимости правдоподобного» Зе Краггаша (библиотека имени Марвина Флинна).




Я так долго иду к этому мясу на берегу, что можно предположить уже сюжет и даже кульминацию, которая случится ваккурат в момент разгрызания и поглощения несчастной этой говядины.

Сюжета нет.
И кульминации не будет.
Это воспеваемое мною мясо составило наш ужин неделю тому назад, но кажется, что это было вчера. А что было вчера, никто не помнит - такие здесь дни.
Без времени и без событий, даже если событий много. Но как откалибровать и описать события, если нет времени?
Не потому что его не хватает, а просто его нет, просто плывёт и вязнет что-то мимо тебя и сквозь...



В Искаженном Мире время не соответствует твоим представлениям о нем. События могут сменять друг друга быстро (это удобно), медленно (это приятно) или вообще не меняться (это противно).
Вполне возможно, что в Искаженном Мире с тобой совершенно ничего не случится. Рассчитывать на это неразумно, но столь же неразумно не быть готовым к этому.
Из «О неумолимости правдоподобного» Зе Краггаша (библиотека имени Марвина Флинна).


Здесь розы вносятся в комнаты охапками, в отличие от ромашек, которые - снопами.
Мы ощущаем тогда нехватку ваз и расставляем охапки и снопы в большие банки, длинные, вытянутые бутылки тёмного стекла и просто вёдра.

Здесь жара компенсируется близостью моря, куда спускаемся мы, скользя по песчаным склонам, хватая руками ветви осин и стволы сосен.
Сосны лояльны - осины отбиваются.
Но от сосновых хватов на руках липкие следы.
Море выбрасывает рыб. Или же рыбы выбрасываются сами. Ну может ведь так быть, что рыбам надоела жизнь и они идут на самоубийство?
А может, в этом Мире именно рыбы являются леммингами, как определением понятия суицидального настроя.

Карма не ест выброшенных рыб, хотя обычно к рыбе она неравнодушна.
Мне больно смотреть на выброшенных рыб, тогда я иду по пляжу, наклоняюсь к каждой рыбине, проверяю пульс и дыхание - и, независимо от результатов проверки, выбрасываю в море.
Зачем-то тихо приговариваю:
- Прах к праху... ой! Живой в движимом.
Карма принюхивается настороженно.

Признаки Искажённого Мира увидела я сразу, лишь оказалась здесь в тестовом режиме.
Тогда решила я войти и пребывать.
Я знала, что Искажённый Мир либо поможет мне, либо сделает всё ещё хуже, что тоже неплохо, поскольку ещё хуже - тоже выход из тупика.
Я была в тупике. Мне не хватало информации.

Да или нет, либо-либо и без компромиссов - такое свойство Искажённого Мира, и выбор входа - удел храбрых. Либо нехрабрых, но отчаявшихся.
Второе обо мне.

Ещё мне нужно было что-то забыть, или же вспомнить. Или кого-то встретить или найти.
Или дождаться...

Я знала, что когда всё совсем плохо, найдёшь ты помощь в деревушке Монтана Верде де лос трес Пикос в провинции Аделанте страны Ламбробии в долине Последождика как в преддверии и признаке Искажённого Мира.
Такая деревушка есть, её не может не быть, и в ней итоги ожидания или поисков, там - либо-либо.
Всё очень просто. Однажды ты выйдешь на гору (или не выйдешь), взглянешь в долину (или не взглянешь) и увидишь её (или не увидишь) - там будут зеленые луга, холмистые леса под летним солнцем и деревушка, приютившаюся в речной извилине.



"...Монтана де лос трес Пикос! Здесь, среди прозрачных озер и высоких гор, простые добродушные крестьяне неторопливо трудятся под лебедиными шеями пальм. В полдень и в полночь по амбразурам стен старинного замка прокатывается жалобное эхо гитарных переборов. Шоколадно-коричневые девы собирают палые гроздья винограда, а за ними надзирает усатый каюк с дремлющим кнутом, намотанным на мохнатую кисть..."

Роберт Шекли "Обмен разумов" глава 20


Там нужно выйти на окраину, где стоит гостиница или посада. Конечно, гостиница снабжена террасой. И на террасе следует сесть и ждать.
Всё.

Рано или поздно мимо террасы гостиницы, что на окраине деревушки Монтана Верде де лос трес Пикос в провинции Аделанте страны Ламбробии в долине Последождика пройдут все, кого ты хочешь видеть или не хочешь. Кто спасал и кто мешал. Кто любил и кто был равнодушен. Никогда не знаешь, кто пройдёт мимо террасы, но можешь быть уверен - все эти люди будут нужны тебе в твоём ожидании.
Самое сложное - найди Монтану де лос трес Пикос.
Или самое лёгкое, потому что иногда она выплывет на тебя в момент безвременья и безмятежности.

И после этого она всегда с тобой, как ожидание и поиск.
Как готовность к информации.
Однажды я нашла эту деревню. Она тогда находилась на центральной площади города, в котором я жила. В ещё одной эпохе.
С тех пор она со мной. Монтана де лос трес Пикос...

Меня вывозят в город. Усаживают на террасах открытых кафе, или на террасах застеклённых, закрытых, тогда мне неуютно, сама себе напоминаю я рыбку в аквариуме, с которой меня сравнили когда-то, в эпохе, которую я мечтаю либо забыть, либо вспомнить.

Иногда меня приводят в тёмные и прохладные полуподвальные кафе, там мне всего уютней.

Но где бы я ни присела, мгновенно обживаясь и раскладывая на столе портсигар, зажигалку, другие мелкие необходимые вещи, требуя апельсиновый сок, кофе и дополнительный стул, на который поставлю я свою сумку - мимо меня рано или поздно начнут проходить те, кто мне нужен или не нужен.
Кого мне нужно вспомнить или забыть.
Здесь - либо-либо.

Деревню Монтану де лос трес Пикос в провинции Аделанте страны Ламбробии в долине Последождика рекомендую я всем, кому нужно забыть или же вспомнить, найти или потерять, сказать или промолчать, дождь или солнце, информация или неведение, земля или небо, снег или жара - одним словом, всем, у кого уже нет надобности в компромиссах.

А главное, что может случиться в этой деревне - рано или поздно по белой глянцевой ленте дороги, что рядом с террасой деревенской гостиницы - покажется тёмная фигура. Она будет постепенно вырастать, приближаясь, и вот уже ты станешь различать знакомые черты или особенности фигуры и походки. Потом она вырастет, собою солнце заслонив, склонится над твоим столиком, над тобой, испуганно вжимающимся в спинку стула - и ты, мучительно пытающийся вспомнить это лицо и голос, особенности фигуры или походки - узнаешь самого себя, и ты поймёшь тогда, как злобно насмеялось всё, что пело, в очи глянет запоздалый, но властительный испуг, и тоскливый смертный холод обовьёт, как тканью, тело, и невеста зарыдает, и задумается друг..

Или не зарыдает и не задумается.

Здесь - либо-либо, как всё, что в Искажённом Мире, которого, возможно, и нет.



Среди вероятностных миров, порождаемых Искаженным Миром, один в точности похож на наш мир; другой похож на наш мир во всем, кроме одной-единственной частности; третий похож на наш мир во всем, кроме двух частностей, и так далее. Подобным же образом один мир совершенно не похож на наш во всем, кроме одной-единственной частности, и так далее.
Труднее всего прогнозирование; как угадать, в каком ты мире, прежде чем Искаженный Мир не откроет тебе этого каким-нибудь бедствием?
В Искаженном Мире, как и во всяком другом, ты можешь найти самого себя. Но лишь в Искаженном Мире такая находка обычно оказывается роковой.
Привычное оборачивается потрясением… в Искаженном Мире.

Из «О неумолимости правдоподобного» Зе Краггаша (библиотека имени Марвина Флинна).



Я наконец выхожу на берег и волны могут достать только до моих лодыжек. И так нас не собьёшь, плавали - знаем, посмеиваюсь я над волнами.

Я прохожу к полуострову, где три дерева - живое, сгоревшее и умирающее.
Там наш костёр, там мясо.

Конечно, мясо оказалось наибольшим откровением в этой истории, которую и историей не назовёшь. Несчастное размякшее и размороженное мясо, залитое дешёвым вином и наспех посыпанное перцем, нанизанное на шампуры и поджаренное на импровизированном костре - оказалось вдруг настоящим шашлыком. Вкуснее которого я и не ела в своей жизни.

А в остальном - всё как обычно.
Я даже забыла, зачем вошла однажды в Искажённый Мир - да и входила ли?
Мне что-то нужно было забыть - но я не помню что. Нет информации.
Да и была ли?
И существует ли он на самом деле, Искажённый Мир?
Даёт ответы - или же не даёт?

Разве деревья по-прежнему не бегут по склонам вниз к морю, цепляясь корнями за глиняные горы, но неизбежно, с лихим предсмертным уханьем, срываются к воде и смерти?
Разве не раскрыт по-прежнему мой, измочаленный любовью к стилю и мыслям, и поисками ответов, томик Шекли - на одной любимой странице?
И кто сказал, что рыбы должны умирать в воде?

... разве не играет по вечерам на своей скрипке скрипачка из ирландского паба, за углом?
Разве не сижу я забытой аквариумной рыбкой, на подоконнике, слушая скрипку в пабе и голос в телефонной трубке?

Разве по-прежнему не носит в кармане белого халата дверную ручку Николай Дмитриевич?
Я даже объясню, зачем она ему.
Это всего лишь ручка от дверей в Искажённые Миры. Есть люди, которые легко и просто проникают в эти миры, достаточно извлечь дверную ручку из кармана белого халата.

И это плохо либо хорошо.
Тепло или холодно.
Помидор или яблоко.
Слон или мышь.
Нормально или безумно.
Поиск или ожидание.

То-есть, как всё в Искажённом Мире....


... Все довольно просто. Теория поиска — чистая теория; это значит, что на бумаге она подтверждается всегда. Но стоит только применить ее на практике, как мы сталкиваемся с трудностями, главная из которых — явление неопределенности. В самых простых словах происходит вот что: наличие теории препятствует подтверждению теории. Видите ли, теория не может учитывать свое влияние на самое себя. Идеальный вариант — когда теория поиска действует во Вселенной, где вообще нет никакой теории поиска. Практически же (а нас волнует именно практика) теория поиска действует в мире, где есть теория поисков, которой свойствен так называемый «зеркальный эффект», или «эффект удвоения самой себя»...

Роберт Шекли "Обмен разумов" глава 20