(no subject)

[ledi_diana]

Невыносимо прекрасно проснуться совсем без боли и с ощущением силы.
Прекрасно невыносимо не продрать глаза, а ледяной водою на них, а ледяной, той, что в баке, который во дворе. К нему, в свою очередь, идти по кругу, и шлёпанцы по листьям, которые сбросил за ночь орех...
По кругу, потому что лень по крутой лестнице спускаться напрямую, затем открывать дверь чёрного входа, и вот он, бак. Нет, так лень. А по листьям, покинувшим орех, по кругу - прекрасно.
Прохождению мешает паутина, появившаяся за утро (или за ночь, если допустить, что пауки вообще не спят, скорее всего так оно и есть, а может, они на самом деле спят и ткут во сне?) - здесь паутина появляется всегда и сразу, здесь утро выносит чашку с кофе и ставит на лавку во дворе.
Забываешь, уходишь в дом, затем к обеду вдруг вспомнишь о забытой чашке, глядишь, а она уже затянута паутиной, кофе обозначен кругами и паучок сидит, покачивается. Так это паучок, хозяин чашки. А ход по кругу заткан большими пауками, а в некоторых местах даже паучищами. Они здесь хозяева двора, а не ты, маленький человечишко - и это тоже невыносимо прекрасно.
(паутина крепкая, никогда не встречала такой - когда таранишь её головой, она, паутина, не рвётся, а пружинит, тогда руками прорываешь)

Умывшись, взгляд в сад - там туман, и это невыносимо прекрасный сентябрьский туман. И почему в сентябре такие специфические туманы, и как они узнаются на любой картинке, на любой фотографии, а уж когда ты только проснулся и уже умылся, но ещё не вспомнил, как тебя зовут, где ты находишься, и что здесь во дворе, зима ли, или весна, или же лето - а, ну да, октябрь. Ну сразу ведь ясно, смотрите, туман специфический, а там и знание своего имени придёт, и к местности привязка вскоре вернётся.

Тогда, конечно, вспомнишь о побережье. оно рядом, зализанное прозрачным от холода морем.
Сегодня ты туда пойдёшь, а можешь не пойти. Здесь как захочешь.
И это невыносимо прекрасно - знать, что рядом побережье, на которое можно идти, а можно завтра, или через неделю, твоя осень от тебя никуда не уйдёт, потому что вот она, рядом, однако, уже октябрь, да-да, я помню. Уже помню.
Но теперь - включить компьютер. Не потому что там может кто-то быть неправ, а для глобальной привязки. Требуется вспомнить страну, в которой ты живёшь. И время.
И вообще - необходимо узнать, живёшь ли ты вообще, потому что такие утра, без слабости и боли, иногда говорят нам о том, что мы на самом деле умерли. Об этих незначительных поворотах тоже надо помнить, казалось бы, какая мелочь смерть - но иногда мешает забывчивость. Ты просто забываешь, что ты умер, и продолжаешь жить - а это неправильно, поскольку вызывает диссонанс у окружающих, и у пауков, и даже у сентября - или же октября, как вспомнил уже ты в это утро.
Компьютер гудит дружественно, правильно гудит, пообещав тебе сегодня работу без сбоев и капризов - компьютеры, они чуствительны к живым и мёртвым, они нервируются, когда ты, умерев, подсаживаешься к ним, а, раскрывая их экраны, умираешь иногда снова. Кто их придумал? Зачем придумали эти компьютеры, с их помощью иногда умираешь быстрее, прочтя чьи-то слова или чьё-то молчание вдруг прочтя, и это неправильно, но так прекрасно.
Так невыносимо.



В компьютере вдруг - дудук.
Кто-то позаботился о тебе и положил в компьютер дудук, наверное, он знал, что ты проснёшься и этот дудук у тебя прозвучит. Правда, заботливый этот кто-то не знал ещё, что дудук - он не действует для привязки, а совсем наоборот, он куда-то уносит тебя с твоим просыпающимся самоопределением, и ты уже опять не знаешь - сон или день, проснулся или ещё мёртвый.
А кто-то ещё более заботливый дал фотографии из утреннего киевского сквера. На одной из фотографий ракурс - ты там был когда-то, в прошлой жизни, там было что-то красивое, что-то такое с тобой происходило, от чего в душе вдруг защемило, как от невыносимого этого подвывания дудука. Что именно, не помнишь, но было - знаешь точно.
Наверное, не в прошлой жизни, а в позапрошлой. если бы в прошлой, помнил бы.

Значит, туда надо идти. В этот сквер. Допустим, в воскресенье. потому что в сбботу уже запланирован выход в лес. В невыносимо прекрасный октябрьский сосновый лес.
И здесь, уже совершенно привязавшись ко времени и месту, ты понимаешь последнее - как тебя зовут и какой день недели. А если это на самом деле пятница, то быстро нужно пойти в сарай, опять по кругу, листья вороша. Там стоит взять пакеты с мусором, сложить их в большой чёрный мусорный мешок, завязать и вынести за калитку.
Мусорная машина собирает мусор по пятницам.
Несёшь. Взвешиваешь по пути на руке, прикидываешь - парни просили, чтобы не больше двадцати пяти килограммов.
Взвешивание на руке неправильно и субъективно. прикидываешь по собаке. Собака твоя весит килограммов тридцать пять, когда вдруг тащишь её на руках, вонючую, к воде - мыть, срочно мыть. Опять извалялась в дохлой рыбе, когда выходили к побережью, опять собачьими духами пользовалась - известно, что всякая пакость используется собаками в качестве духов. Зарекаешься в будущих жизнях заводить собак, сам над собой посмеиваясь - всё равно заведёшь.
итак, собака весит килограммов тридцать пять после разгрузочной диеты, до диеты - сорок.
Прикидываешь мешки - меньше, гораздо меньше. Следовательно, правильная загрузка.

Ставишь мешки за калитку. Калитка скрипит басом, почти стонет - и эту привязку отмечаешь, как знак жизни. Нет, всё же, похоже, не умер, всё же живой.
и вот что интересно - мешки мусора не отмечаются как привязка. Мешки с мусором, они идут сквозь умирания и новые жизни, прорезая иллюзорность тумана своей жизнеутверждающей чёрной глянцевостью, они вечны, эти мешки.
А калитка - калитка бывает всякой. Иногда она открывается молча, когда тебе снится, как входит в неё кто-то...
И ты встаёшь, подходишь к окну, набросив простыню на плечи - здесь простыня важна, окно выходит во двор, за двором улица, входящего не стоит шокировать обычным своим спальным костюмом - король-то голый.
встаёшь, смотришь. Калитка закрыта, двор пустой. Тогда ты грустно просыпаешься и обретаешь себя в постели, простыня смята и сползла на пол. Слёзы на глазах.

Никто не умер, какого чёрта.
Смотри - ты, уже в который раз проснувшись, стоишь с этими мешками за калиткой. Бросай их скорее и иди к этой жизни, зачем тебе прошлые?
- Скажіть, а у вас нема якихось цвіточків? Бо я до вчительки йду работать, а як до вчительки без цвіточків?

тупо смотришь на человека, стоящего перед тобой. это женщина, вернее, она когда-то была женщиной, а сейчас - лицо опухшее, глаза заплыли. Клок нечёсаных волос на затылке заколот шпильками небрежно.
Кто-то знакомый, где-то ты её видела. Сейчас попросит пятнадцать гривен на опохмелку - откуда-то ты точно знаешь.

- Скажіть, а у вас нема п"ятнадцять гривень на пиво? Мені опохмелиться. - подходит ближе, шепчет.

- Валя... - ты вспоминаешь с облегчением. - Нема, Валя. Як буде - дам, а зараз нема.
- жалко. - вздыхает Валя.
И уходит.
ты смотришь с благодарностью вослед.
Спасибо, Валя. Ты окончательно меня разбудила. Ты убедила окончательно меня в том, что я жива. Что это - моя жизнь и мой октябрь. Что паутина и туман - они не иллюзорны, хотя и вечны.

Будь благословенна, Валя.
Пусть не горят твои трубы, пусть ты всегда будешь иметь пятнадцать гривен на утреннюю опохмелку.
Как только у меня появятся деньги - я снова помогу тебе в этом. Я снова дам тебе на пиво, и сразу забуду этот долг, как забывала предыдущие.
И за эту доброту мою и малость меня когда-нибудь, возможно, отпустят ненадолго в этот октябрь.
В это невыносимо прекрасное утро.
Чтобы я тронула калитку, вдохнула туманный воздух, тронула листья и паутину - и вспомнила, как было невыносимо прекрасно...
... когда я была живой.