(no subject)
Oct. 21st, 2012 01:35 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)
Приходит тихо.
Трогает за руку, иногда берёт лицо в руки, сильные пальцы на висках.
Мягко улыбается, говорит:
- Пошли, детка...
- Нет, нет, не надо, ну, пожалуйста... - сжимаюсь я.
- Расслабься. - отвечает.
- Ну ты же была недавно. - говорю я с мольбой. - Ну поживи без меня немного, мне некогда сейчас, у меня нет сил...
- Я не могу жить без тебя. - говорит она. - Пойдём.
Затем присаживается на край дивана. Спрашивает:
- Ну? Угадай - камень, ножницы, бумага?
Если бы только камень и ножницы.
У неё есть ещё тонкая и острая спица, дрель с богатым набором свёрел, не считая винтов-саморезов, тупой кол, который идёт в комплекте с молотком. Тиски...
Тиски она любит больше всего.
А бумага - это потом. Уходя, она покажет лист бумаги. Там всегда что-то написано, но каждый раз после её ухода написанного становится меньше. У неё слабость к чистым листам бумаги.
Она любит, когда написанное исчезает.
Определения. Правила, давно выученные и забытые в процессе пользования, но, именно благодаря частому пользованию, ставшие автоматическими. Инструкции с их пунктами и подпунктами, логические цепочки и нелогичные выводы. Опыт, возведённый в степень закона и закон разбивания опыта в процессе появления чего-то неординарного.
Слова. Музыка. Имена художников. Города, где ты был счастлив.
Всё это записано на листе бумаги, становящемся всё более чистым, когда она уходит. Оборачивается от двери, подмигивает, показывает торжествующе бумажный лист, как бы говоря - я вернусь, мы сделаем это, детка.
Это потом. Сейчас она садится на край дивана и говорит:
- Ну что, начнём? Расслабься, тебе так будет легче.
Конечно, она меня любит. Такое можно делать, только любя. Все, кто любил меня, делали такое. И я делала, когда любила. Можно сколько угодно обманывать себя, что делаешь это случайно и не подумав. Можно спросить у неё, она знает. Уж о чём-о-чём, а об этом она знает всё.
- Ну... Бывает и случайно. - скупо улыбается она. - Иногда... Не отвлекайся. Мне сегодня нужна целая строчка.
Она питается написанным на бумажном листе, я понимаю.
В этом суть её любви, впрочем, это суть любой любви - пожирание, я понимаю...
Она любит меня, она только моя, но и я её уже люблю, я понимаю.
Её, забирающую у меня память, силу, храбрость, красоту - я люблю её только за одно нечто...
За единственное - в этом иллюзорном мире, куда нас занесло, в мире, полном метаморфоз, где любовь и нежность - синонимы боли, дружба - синоним предательства, верность - глупое детское слово...
В этом мире только она даёт нам веру в реальность происходящего, прибивает нас толстыми гранёными своими гвоздями к плоскости и невероятному объёму этого мира.
Лучшего из миров.
Я отдаю ей всё, что написано на листе бумаги, я уже не сопротивляюсь. Она велит расслабиться, я уже верю, так действительно будет легче, и как ей не верить - ей, единственному реальному и практическому философу нашей жизни?
Она знает всё, у неё богатый опыт.
Когда она уходит, я отдыхаю, потом начинаю лихорадочно восстанавливать вытертые, растаявшие строчки - там определения, правила, давно выученные и забытые в процессе пользования, но, именно благодаря частому пользованию, ставшие автоматическими, инструкции с их пунктами и подпунктами, логические цепочки и нелогичные выводы, опыт, возведённый в степень закона и закон разбивания опыта в процессе появления чего-то неординарного, слова, музыка, имена художников, города, где ты был счастлив...
У меня всё меньше времени на передышки, я тороплюсь восстановить - всё только из любви к ней, всё из любви к ней, ей нужно будет чем-то питаться, когда она придёт, я думаю только об этом, только об этом...
... однажды она проглотит слишком много строчек и не справится с ними.
Тогда она вскрикнет в отчаянии, отчаяние станет расти, и она будет расти вместе с ним, пока не разорвётся, и не опустится рваными чистыми клочьями на плечи и головы сидящих рядом с моей колыбелью стандартного размера, два метра в длину, материал - доски, обитые шёлком.
Чтобы остаться в сидящих вокруг моей колыбели.
С тоскою на рваных клочьях, глядя вослед мне, улетающей в тоске.
А я? - я вспомню о ней, я ей успею сказать:
- Прощай, моя дорогая. Мне будет не хватать тебя в том бесконечном мире, где места тебе нет. А жаль... Прощай, Боль...
Трогает за руку, иногда берёт лицо в руки, сильные пальцы на висках.
Мягко улыбается, говорит:
- Пошли, детка...
- Нет, нет, не надо, ну, пожалуйста... - сжимаюсь я.
- Расслабься. - отвечает.
- Ну ты же была недавно. - говорю я с мольбой. - Ну поживи без меня немного, мне некогда сейчас, у меня нет сил...
- Я не могу жить без тебя. - говорит она. - Пойдём.
Затем присаживается на край дивана. Спрашивает:
- Ну? Угадай - камень, ножницы, бумага?
Если бы только камень и ножницы.
У неё есть ещё тонкая и острая спица, дрель с богатым набором свёрел, не считая винтов-саморезов, тупой кол, который идёт в комплекте с молотком. Тиски...
Тиски она любит больше всего.
А бумага - это потом. Уходя, она покажет лист бумаги. Там всегда что-то написано, но каждый раз после её ухода написанного становится меньше. У неё слабость к чистым листам бумаги.
Она любит, когда написанное исчезает.
Определения. Правила, давно выученные и забытые в процессе пользования, но, именно благодаря частому пользованию, ставшие автоматическими. Инструкции с их пунктами и подпунктами, логические цепочки и нелогичные выводы. Опыт, возведённый в степень закона и закон разбивания опыта в процессе появления чего-то неординарного.
Слова. Музыка. Имена художников. Города, где ты был счастлив.
Всё это записано на листе бумаги, становящемся всё более чистым, когда она уходит. Оборачивается от двери, подмигивает, показывает торжествующе бумажный лист, как бы говоря - я вернусь, мы сделаем это, детка.
Это потом. Сейчас она садится на край дивана и говорит:
- Ну что, начнём? Расслабься, тебе так будет легче.
Конечно, она меня любит. Такое можно делать, только любя. Все, кто любил меня, делали такое. И я делала, когда любила. Можно сколько угодно обманывать себя, что делаешь это случайно и не подумав. Можно спросить у неё, она знает. Уж о чём-о-чём, а об этом она знает всё.
- Ну... Бывает и случайно. - скупо улыбается она. - Иногда... Не отвлекайся. Мне сегодня нужна целая строчка.
Она питается написанным на бумажном листе, я понимаю.
В этом суть её любви, впрочем, это суть любой любви - пожирание, я понимаю...
Она любит меня, она только моя, но и я её уже люблю, я понимаю.
Её, забирающую у меня память, силу, храбрость, красоту - я люблю её только за одно нечто...
За единственное - в этом иллюзорном мире, куда нас занесло, в мире, полном метаморфоз, где любовь и нежность - синонимы боли, дружба - синоним предательства, верность - глупое детское слово...
В этом мире только она даёт нам веру в реальность происходящего, прибивает нас толстыми гранёными своими гвоздями к плоскости и невероятному объёму этого мира.
Лучшего из миров.
Я отдаю ей всё, что написано на листе бумаги, я уже не сопротивляюсь. Она велит расслабиться, я уже верю, так действительно будет легче, и как ей не верить - ей, единственному реальному и практическому философу нашей жизни?
Она знает всё, у неё богатый опыт.
Когда она уходит, я отдыхаю, потом начинаю лихорадочно восстанавливать вытертые, растаявшие строчки - там определения, правила, давно выученные и забытые в процессе пользования, но, именно благодаря частому пользованию, ставшие автоматическими, инструкции с их пунктами и подпунктами, логические цепочки и нелогичные выводы, опыт, возведённый в степень закона и закон разбивания опыта в процессе появления чего-то неординарного, слова, музыка, имена художников, города, где ты был счастлив...
У меня всё меньше времени на передышки, я тороплюсь восстановить - всё только из любви к ней, всё из любви к ней, ей нужно будет чем-то питаться, когда она придёт, я думаю только об этом, только об этом...
... однажды она проглотит слишком много строчек и не справится с ними.
Тогда она вскрикнет в отчаянии, отчаяние станет расти, и она будет расти вместе с ним, пока не разорвётся, и не опустится рваными чистыми клочьями на плечи и головы сидящих рядом с моей колыбелью стандартного размера, два метра в длину, материал - доски, обитые шёлком.
Чтобы остаться в сидящих вокруг моей колыбели.
С тоскою на рваных клочьях, глядя вослед мне, улетающей в тоске.
А я? - я вспомню о ней, я ей успею сказать:
- Прощай, моя дорогая. Мне будет не хватать тебя в том бесконечном мире, где места тебе нет. А жаль... Прощай, Боль...
no subject
Date: 2012-10-23 08:32 am (UTC):)