ledi_diana (![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)
ledi_diana) wrote2013-08-23 01:02 am
ledi_diana) wrote2013-08-23 01:02 am
Entry tags:
Ставок на Попуцыно.
Я вам рассказывала про ставок на Попуцыно?
Наверное, рассказывала, и не раз - я никак не могла обойти этот топографический мем, потому что вошёл он в мою жизнь в детстве, и так и шёл рядом, выплывая в разные нужные моменты, как имя-нарицательное, как образ, как метафора, как...
... одним словом Ставок на Попуцыно был для многих людей паролем, иллюстративной картинкой, меткой и точной как любой мем - а только знали этот мем немногие. Ну, пара тысяч людей из нашего посёлка и окрестных сёл.
Ну, пара сотен учителей, которым про этот случай рассказывали на районном педсовещании.
А сейчас кто знал, тот забыл.
Возродим мем!
Поведаем известную когда-то байку про Ставок на Попуцыно
... Что было за Попуцыно, не помнит никто, даже из тех, кто присутствовал при рождении байки
Кажется, это был хуторок, к моменту рождения мема давно стёртый с земли и карт, так, что даже фундаментов хатынок не осталось - тем более, что тогда хаты ставили ещё без фундамента, просто чуть вкапывая в землю.
Остался от Попуцыно только ставок.
Ставков вокруг нашего посёлка было много - стоял посёлок наш на водоразделе, стекая по склону к речке. Посёлок окружён был и украшен гранитными карьерами, как древними, вручную долбленными, так и огромными современными кратерами, выдолбленными взрывами - кратерами диаметров километровых и глубин многоэтажных, если кому вздумалось бы строить многоэтажку в глубокой яме земли - яме, обрамлённой гранитными террасами стен и подтапливаемой холодными чистыми родниками.
А гранитный карьер - это дело такое. Сегодня он карьер, а завтра вдруг, глядишь, ставок, а то и озеро. И здесь всё дело в родниках. Бывало додолбятся до такого, что родники взрывались фонтанами, вода врывалась в карьеры, и тут дай Бог ноги унести - а техника очень часто оставалась на дне.
Мальчишки, бывало, хвастали потом, что доныривали до экскаваторов и грузовиков. Но мы им мало верили. Глубина этих ставков и озёр была местами глубже самого глубокого места Азовского моря - такие сравнения нам вдалбливали в школе, а школе что ж не верить? - Верили.
И страшно было купаться в этих ставках и озёрах. Плавали, представляя, что вот под нами, очень глубоко, стоят суровые экскаваторы, поросшие водорослями грузовики, не спасённые, погибшие под хлынувшей в кратер, водой. И обязательно выдумывались погибшие каменотёсы, или какой-то водитель бульдозера, который смело побежал спасать свой бульдозер, да так в кабине и погиб.
Без таких легенд никак. Представляете, как прикольно рассказать девчонкам про погибшего бульдозериста, а потом, когда пойдут девчонки купаться, нырнуть за скалой тихонько, подплыть под водой и дёрнуть девчонку за ногу - визгу на весь бывший карьер. А в озере-карьере визжать вообще прикольно, эхо отбивается от каменных стен, а иногда заходит погулять в гранитные пещеры и, заблудившись, возвращается, когда о нём уже все забыли.
Но плавать в ставках этих всё равно было славно, чистая там была вода, поскольку не обрёл тогда ещё посёлок ноу-хау - сливать все канализационные потоки в эти ставки, - а когда обрёл и научился - зацвели, покрылись мазутными пятнами, лишились прозрачности и чистоты все семь родниково-гранитных озёр вокруг посёлка, и поплыла в них рыба кверху брюхом, также какашки и прочие прелести деревенской канализации. Но это уже совсем другая история, мы же вернёмся к периоду озёр чистейших, утопленными зеркалами обрамляющих сухой и выжженный солнцем посёлок, стоящий на гранитной плите.И к тем детям, которые жили в этом посёлке, подобны детям морским - и если не умел ты плавать к четырём годам твоей жизни, позор был тебе на всю жизнь, равный позору, как если бы ты не умел ездить на велосипеде.
Я научилась плавать лет в семь, а то и позднее - так мне этот позор до сих пор вспоминают. Бывает, приеду в посёлок, здороваюсь с людьми, начнут спрашивать то да сё - старенькие уже все, местами беззубые, морщины изрезали калённые степным солнцем лица.
Сидят на лавочке, семки сплёвывают. А я стою такая перед ними и на вопросы отвечаю, сама стесняясь своего вида, городского до неприличия в этих плоскостях. И ещё мне так неловко смотреть на них. Я вижу, что они уже старики и старухи. А я не совсем ещё старуха, ничего так я, а местами так даже молодуха.
От этого обстоятельства становится мне перед ними крайне неудобно.
- Так шо кажеш, живеш на київському морі? - спрашивают старики и старухи, мои однолетки, а то и младше.
- Ага, живу. - стесняясь, киваю я.
- А чи ти плавать хоч навчилась? - и общее гагага хохотом.
И в этом общем гагага вспоминается мне моё неумение плаванья до семи лет, а то и больше, и мне снова так стыдно...
Да, но вернёмся к Ставку на Попуцыно.
Попуцынский ставок - этот единственный из всех ставков не был бывшим карьером, а был просто ковбанею.
Ковбаня - это такое украинское слово. Обозначает ставок рукотворный, неглубокий, выкопанный вручную, чаще всего служащий водопоем для скота. И то понятно, скот в озёра-бывшие-карьеры не пригонишь, там везде скалы и одна тропка, как правило, идёт пологим спуском к воде. Опасно скот гонять в таких условиях.
Поэтому был выкопан ставок на Попуцыно, в те времена, когда Попуцыно то было ещё вполне процветающим степным хутором - а хуторов в Украине вообще было великое множество. Культура у нас была такая - сельская, слободская, хуторская.
Я сама по одной линии из крепостных, стало быть сельских - а по линии второй из вольных, слободских. А до того как поселиться в слободе, были предки мои хуторскими. И не просто так, а основателями хуторов, их старостами и главенствующей силой и словом.
А когда наша семья перехала в посёлок гранитно-озёрный, то оказалось, что посёлком он стал совсем недавно, а до того было здесь несколько хуторов. Хутор семейный, семейно-партнёрский, и ещё какой-то сборный.
И было это очень долго, до пятидесятых годов двадцатого века. Пока партия и правительство не обратили особое внимание на развитие горно-рудной промышленности.
Вот тогда приблизительно и канул в безвестие глава хутора Попуцын, в отличие от главы соседнего хутора Будылки, который поселился поближе к гранитной жиле, вышедшей на поверхность. И Будылка вошёл в историю, оставшись из главы хутора главой кутка (а КУТОК - это тоже такое украинское слово, означает обособленную часть села, государство в государстве такое)
А от Попуцына остался только ставок.
Хреновый был ставочек, признаюсь честно.
Берега густо поросли камышом, так что приходилось прорубывать дорогу к воде. О пляже и речи не было.
Рыбы в Попуцынском ставке отродясь не водилось, зато головастики плавали плотным планктоном. И жабы, соответственно, кумкали дружным хором.
Вода в ставке на Попуцыно казалась чёрной до ощущения маслянистости. Ощущение усиливали чёрные вязкие грязевые следы на тех, кто решил вдруг там искупаться. Но решали искупаться там только мальчишки, и купались они там, надо сказать, регулярно, предпочитая чёрную маслянистую воду и грязевое дно - чистым и прозрачным гранитным озёрам.
Почему? - тайна сия покрыта мраком попуцынской грязи. Возможно, потому что ставок на Попуцыно прогревался быстрее, чем прохладные ключевые гранитные озёра. А может, потому что был он скрыт камышами от чужих глаз настолько плотно, что разглядеть Попуцынский ставок можно было, только уткнувшись в него внезапно.
Девчонки ставком на Попуцыно брезговали. Матери мальчишек время от времени вооружались лозиной и совершали рейды на Попуцыно, с целью изгнания своего и чужих - потому что попробуй отмой пацана после вязкой попуцынской грязи.
Но пацаны, вняв материнским лозинам, ставок покидали - затем же вскоре возвращались на него окружными тропами, а наиболее сообразительные совершали после Попуцына заход в чистый ставок, с целью вымыться самому и выполоскать трусики.
Однако, след от Попуцына оставался в волосах, в резинках трусиков, в подмышках и между пальцами. Живуч был ставок на Попуцыно и всякий раз громко заявлял о себе, предавая верного ему пацана.
И вот эти пацаны и девчонки однажды вытянули лотерейный билет - да прямо из рук главного бухгалтера гранитообрабатывающего завода. Завод тот шефствовал над школой. Такие раньше были отношения детских учреждений и взрослых предприятий. Обязательно кому-то над кем-то надо было шефствовать.
А шефство - это, возможно, подарки на Новый год и путёвки в производственный пионерский лагерь, а возможно, и ничего.
Нашей школе было как правило - ничего.
Завод был небедным, но достаток его не распространялся на подшефную школу. И путёвки в пионерский лагерь расходились очень, очень вяло. Да и смысл им расходиться бодро, если лагерь тот находился совсем недалеко, в двадцати километрах, на Великом Луге, над рекой Днепр. И казалось бы, это прекрасно, потому что и Днепр в те времена был чистым и прозрачным, и купаться в нём можно было без риска для жизни, а также кожных и слизистых покровов, и где-то там был намёк на лес - ан вдруг оказывалось, что лес тот и не лес вовсе, а парк, полсотни чахлых деревьев, и на Днепр купаться отряды пионеров водили крайне редко. Поскольку страдал Днепр в тех местах сильным течением.
И что получал взамен домашней, гранитно-озёрной, велосипедно-степной вольницы пацан, а то и девчонка? - а ничего особого не получал, кроме дисциплины, "Взвейтесь кострами" и манной каши на ужин, бррррр...
Так что непопулярны были путёвки в пионерский лагерь.
Где-то относительно недалеко было море. Каких-то двести километров.
Но было то во времена скоростей нескорых, автомобилей не слишком мощных, автобусов стареньких и пыхтящих. Так что то, что сейчас звучит как - ах, двести километров, это же рядом, тьфу!
тогда было недосягаемым и далёким.
На море не ездил никто. Не ездили даже дети поселковой верхушки и управленцев.
Где-то спустя десять лет после истории со ставком на Попуцыно в посёлке появилась наша семья. И наша семья имела родственников в Геническе, так что вопрос жилья у моря решался просто - и нас с братом начали вывозить к морю каждое лето.
Так вот - было это преступно-расточительно, выглядело это таким недозволенным барством и вызывающей претенциозностью, что долго не могли нам в посёлке простить тех морей.
Так это было десять лет спустя, а в годы, о которых я рассказываю, даже сама мысль о поездке на море равнялась чему-то насколько фантастическому, как гиперболоид инженера Гарина или полёт на Венеру, прямо в обьятия к Аэлите.
Но было одно такое, что равняло те времена и эти, и вообще все времена - это чёрная бухгалтерия.
И случилось так, что главному бухгалтеру завода-шефа пришлось однажды крепко задуматься, куда списать некоторое количество бензина, поставив под шумок в нужной графе лишний нолик.
Главный бухгалтер была личностью абсолютно изобретательной - так и случилось, что завод-шеф решил подарить школе поездку в Асканию-Нову.
Учителя и директриса школы ликовали, пацаны и девчонки пожали плечами.
Что такое Аскания-Нова, конечно, немного знали, а некоторые даже представляли бескрайние ковыльные степи и стада бизонов и муфлонов, и даже парочку верблюдов - но представить эту поездку было настолько сложно, как и полёт на Венеру.
Однако, ажиотаж учителей был заразителен, и постепенно все остальные тоже загорелись идеей поездки, а мамы и бабушки замесили тесто на пирожки.
Поездка планировалась на нескольких автобусах, поскольку детей вместе с учителями было человек двести.
Выехать собирались крайне рано, часа в четыре утра - чтобы, осмотрев Асканию, успеть засветло добраться домой. Так что торбы спешно наполнялись пирожками, вареными яйцами, огурцами и помидорами, а завод-шеф махнул рукой - гулять так гулять! - и выделил деньги на закупку сухого пайка в виде банок с килькой и кабачковой икрой, нескольких ящиков плавленого сыра, а также определённого количества хлеба.
Колбасу брать не рекомендовалось, поскольку стояло жаркое лето, а колбаса если и бывала в магазинах, то только варёная, "Любительская" - а плавилась и темнела на солнце эта любительская совершенно мгновенно.
Аскания-Нова оказалась разочарованием.
Не скакали стада бизонов и муфлонов по бескрайним ковыльным степям - но некоторые представители парнокопытных чинно лежали в вольерах того зоопарка, которым, собственно, и оказалась Аскания-Нова.
Понятно, что зоопарк дети тоже видели впервые. И в каком-то смысле это было тоже интересно.
Да и сама поездка - приключение немалое.
Однако, ближе к обеду пацаны и девчонки выглядели уже совершенно осоловелыми.
И учителя, махнув рукой на недоосмотренный музей, махнули рукой на эту Асканию и Новую, и дали отмашку на погрузку в автобусы.
Отъехав от аскании, остановились в тени посадки. Устроили привал.
Дети поели, вздремнули, после оживились. Учителя же переглядывались уныло. Задуманный праздник оказался недопраздником, и было уже понятно, что запланированное на сентябрь сочинение "Как я ездил в Асканию-Нову" вряд ли состоится.
Водители автобусов хмыкали, лёжа в тени редких акаций и лохов сребролистых.
- А можна заїхать на море. - сказал водитель дядя Федя, бессменный и вечный поселковый водитель.
- Та де ж це море, воно ж далеко. - сказала учительница математики.
- Зовсім недалеко. - строго ответила учительница географии. - Ми зараз знаходимось між Чорним і Азовським морями.
- Ой, поїхали, поїхали! - запрыгала пионервожатая, но тут же прекратила под строгим взглядом директрисы.
- Так діти потомились. - сказала старенькая и очень глупая учительница украинского языка и литературы.
Учительница украинского языка и литературы была глупа от природы и вследствие старости. Она давно перешагнула пенсионерский возраст, но упорно не хотела уходить на пенсию, к ежегодному, тщательно скрываемому неудовольствию директрисы, которая мечтала составить коллектив молодой и, как сейчас принято говорить, креативный, а тогда такие слова вообще не принято было говорить.
- Та хто там потомився? - сказал физрук, снимая с акации гроздь пацанов, повисших на колючих ветках.
Физрук снимал пацанов по двое и по одному, не забывая картинно поигрывать мускулами, красиво поворачиваясь выигрышным профилем к пионервожатой и учительницам младших классов.
Учительницы младших классов пришли в школу год назад, вместе с пионервожатой, произведя фурор среди поселковых женихов, но физрук шёл вне конкуренции, поскольку имел выигрышный профиль, мускулы, и шёл на высшее образование.
Поэтому в школе он имел постоянный кастинг - если бы в то время можно было употреблять такое слово.
Все молчали, только пионервожатая тихо повизгивала и тут же закрывала рот кулачком.
Но все ждали вердикта директрисы.
Директриса величаво повернула корпус к дяде Феде.
Дядя Федя, улыбаясь, смотрел на пионервожатую и учительниц младших классов.
- Федоре Микитовичу. - сказала директриса, только она называла дядю Федю по имени-отчеству. - Що скажете? Встигнемо засвітло додому?
- Та засвітло ми й так не встигаємо, але сьогодні дома будемо. - сказал дядя Федя и добавил. - Хай діти хоч море побачать.
Он сказал это, глядя на пионервожатую, и директриса поняла его буквально, усмехнулась и кивнула.
А дядя Федя незаметно кивнул бригаде водителей.
Так и получилось, что спустя некоторое время цепочка автобусов вырулила к песчаному пляжу, обозначенному по краю солончаковой травой и высушенными комьями камки.
Конечно, пионервожатая и учительницы младших классов задумали это с самого начала. Иначе почему у них с собой оказались купальники?
Впрочем, купальники оказались у всех учительниц и даже директрисы.
Очевидцы рассказывали, что был очень жаркий, но ветреный день. Пляж этот был диким, пустынным, курортники в те годы ещё не оккупировали косы Азовского моря, но жарили тела исключительно на пляжах городов - Геническа, Бердянска...
Учительницы младших классов, пионервожатая и физрук неслись по пляжу к прозрачным волнам Азовского моря, учительницы постарше, во главе с директрисой, входили в море степенно и важно, но тут же, с первой захлестнувшей волной, теряли важность, и начинали брызгаться и хохотать. Физрук поплыл красивыми гребками, но недалеко, так, в поле видимости, чтобы учительницы младших классов и пионервожатая отмечали его силу, красоту и ловкость. Потому что водители автобусов тоже были мускулистыми, как оказалось в этих волнах, и физрук опасался надолго покидать свой фан-клуб, если бы тогда можно было употреблять такое слово.
В этом общем счастье выездной педсовет не сразу обратил внимание, что рядом с ними, в волнах и мокрых брызгах, нет детей.
Двести человек детей, от первого до восьмого, выпускного, класса, сидели длинными цепями и группами на камке, солёных травах и песке - и строго смотрели на учительско-водительское веселье.
- Діти! Та чого ж ви не купаєтесь? - удивлённо спросила старая и глупая учительница украинского языка и литературы.
- А ось ми їх зараз скупаємо! - закричал физрук, выбегая из воды, хватая гроздья пацанов и неся их под мышками к морю.
- Та не треба! - закричали пацаны, вырываясь из рук физрука, отбегая и снова оккупируя свои наблюдательные пункты.
- Чекайте. Тут щось не те. - встревоженно сказала директриса и вышла из воды.
Педсовет потянулся за ней. И только пионервожатая, наплевав на педагогические обязанности, продолжала визжать в незначительных, но таких непривычных для степного человека, волнах мелкого и тёплого этого моря.
Мокрые учителя в купальниках стояли перед детьми, сидевшими, в свою очередь, цепью и группами.
Дети, одетые в пионерские формы, смотрели на учителей уныло и осуждающе. Красные галстуки, развеваемые морским бризом, трепетали на пыльных пионерских шеях.
- Діти. Чому ви не купаєтесь? Вам погано? В кого болить голова, підніміть руки! - испуганно спросила директриса.
Дети не шелохнулись.
- Кілька була погана. Точно! - сказала учительница химии, приверженец здорового образа жизни и зарядки.
- Ботулізм? - ахнула глупая учительница украинской литературы и языка.
- Діти. Кому тошнить? - спросила директриса.
Дети фыркнули. Мальчишки посмотрели на директрису с уважительным презрением.
Только пацаны определённого возраста могут смотреть с уважительным презрением - когда учитель ещё кажется небожителем, но уже базируются в пацанской голове подозрения, основанные на наблюдениях, что учитель, он, оказывается, тоже человек. А директриса - ну, она не совсем человек. Но что-то человеческое в ней определённо есть. Особенно когда она мокрая и в купальнике.
- Хлопці, дівчата! Ану, бігом купатись! - кричала на бегу пионервожатая, оторвавшись наконец от волн.
- Це ж море, діти. - сказал встревоженный и удивлённый дядя Федя. - Ми ж скоро вже поїдемо. Біжіть, скупайтесь в морі.
- Діти, це ж море. - убедительно повторил физрук.
Дети, от первого до восьмого класса, хмыкнули. А кто не хмыкнул, тот скривился, вкладывая в гримасу всю степень пацанского и девчоночьего презрения.
- Та хіба це море... - снисходительно усмехнувшись, сказал один пацан. - От у нас ставок на Попуцино... Усім морям море!
... История эта, привезенная педсоветом из херсонских степей и узкого длинного пляжа азовской косы, была поведана родителям, соседям, бабушкам и дедушкам героев её. Историю пересказывали в цехах завода-шефа и на районном педсовете.
Родители смущённо крутили головами:
- От паршивці! Ставок на Попуцино, ну нада ж! - но в словах их слышалась трудно объяснимая гордость.
Посёлок хохотал, хохотал районный педсовет, история с годами обрастала подробностями, но точнее всех её рассказывал дядя Федя, давно прошуршавший колёсами своего автобуса дорогу к морю. Говорят, что смущённый директорат завода именно после этой истории начал задумываться о семейных выездах выходного дня на море - выездах для работников завода и их детей.\
А после завод даже прикупил базу отдыха на генической косе.
Понятно, что всё это случилось не сразу. Годы эти - детства, до-детства, после-детства, сливаются в моей памяти в быстрый бег - и, только натянув вожжи, могу я притормозить я поток давних лет, и попытаться разложить по времени...
Вот случилась история. Вот после неё приехала в посёлок я, потом пошла я в школу, затем длинное лето у моря, год учёбы и снова длинное лето у моря, и одноклассницы завидуют и злятся, когда показываю я ракушки и засушенных рыб-игл, привезенных из азовских берегов.
А вот пошли первые автобусы к морю. Суббота-воскресенье, и снова домой. До следующих субботы-воскресенья.
Однажды с этим выездом поехала и я. И, сидя у палатки, слушала, как сухо и сжато, и до сих пор, спустя годы, удивлённо, рассказывает эту историю дядя Федя:
- Ми їм кажем, це ж море, діти! Море... А вони нам - та хіба ж це море? От у нас ставок на Попуцино, усім морям море!
И сколько было потом пополнений в педагогическом коллективе - столько раз и рассказывалась история о ставке на Попуцыно.
И ровно столько же раз задумывался каждый вновь обращённый в загадку того дня, пытаясь понять - что это было в тот день с детьми, почему так и не рискнули они войти в прозрачные воды моря, тоскуя по чёрному и маслянистому болоту Ставка на Попуцыно?
Испугались волн? - ха, чего могли испугаться мальчишки и девчонки, которые росли на этих глубоких озёрах своего посёлка и самозабвенно-бесстрашно прыгали в воду из самых верхних скал.
но Ставок на Попуцыно с тех пор звучал в нашей школе синонимом ограниченности и узости мышления. А чтобы каждый новый ученик, пришедший в школу, понимал этот символ, ему рассказывали эту историю.
Когда в школьной столовой вдруг почему-то подали прекрасные, невиданные ранее, сардельки, вместо котлет, состоящих из большого количества хлеба и некоторого количества сухожилий, кто-то возмутился:
- Та як оце їсти? А де котлєти?
И присутствовавшие в столовой учителя немедленно отреагировали, практически хором:
- Та хіба це море? От у нас ставок на Попуцыно...
столовая хохотала, а капризник покраснел и молча начал ковырять сардельку.
Ставок на Попуцыно долгие годы чётко работающим педагогическим приёмом, и в нашей школе, и в самом посёлке.
Говорят, сам директор завода, однажды разгневавшись на то что новые станки стоят в углу цеха, а рабочие продолжают работать на старых, рассыпающихся, но таких привычных, долго кричал:
- Ич які! Модернізація їх не колише! Ставок на Попуцино їм подавай!
И даже я не устояла перед педагогическим соблазном, задумав рассказ о Ставке на Попуцыно как некий педагогический пост. Как пост-назидание, пост-намёк, ответом на некоторые шевеления бурных волн наших, блогосферных, отдельно взятых болотцев.
Но, дойдя до конца, до финала, в котором давно забыт ставок на Попуцыно, и постарели и даже умерли очевидцы и участники незначительного в принципе, но такого значительного в истории отдельно взятой сельской школы, события...
События, случившегося жарким и ветреным летним днём на берегу пустынного пляжа азовского моря...
Потеряла я нить и желание выводить мораль истории.
И вот почему.
Пока писала, я наконец смогла остановить поток и бег этих лет и сосчитать их. И я могу ответить совершенно точно - с того летнего дня, где Аскания Нова, и мокрые учителя, и совершенно наоборот - сухие дети - прошло более пятидесяти лет.
Все азовские косы давно застроены и исхожены, и трудно найти безлюдный пляж, например, в Кирилловке, не говоря уж о Бердянске.
В Аскании Новой восстановили популяцию муфлонов.
Давно умер дядя Федя, бессменный поселковый водитель, а до того как умереть, он ещё успел прокатить в последний раз и директрису школы, и физрука, не говоря уж о учительнице украинского языка и литературы - в своём автобусе, украшенном ради такого дела полотенцами и чёрным крепом.
Покрылись мазутными пятнами и фекальными разводами семь гранитно-родниковых озёр, обрамляющих посёлок чистыми некогда, опрокинутыми зеркалами.
И только ставок на Попуцыно за все эти годы не изменился ни на грамм своей грязи.
Так же как всегда, прячется он в камышах и открывается только тому, кто подойдёт к нему совсем близко.
Так же грязна и масляниста его живительная вода, и я уверена - местные пацаны и сейчас, вернувшись от летних морей, точно так же бегут тайными тропами и ныряют, распугивая головастиков, в вязкую черноту поверхности его.
Я там жила, я вырастала там, там, недалеко от ставка на Попуцыно, могилы моих близких, и я туда вернусь когда-то. Когда выйдет время.
Но вряд ли я разгадаю к тому времени неразгаданную никем загадку - что было и что есть в этом Ставке на Попуцыно?
... может быть, любовь?
Наверное, рассказывала, и не раз - я никак не могла обойти этот топографический мем, потому что вошёл он в мою жизнь в детстве, и так и шёл рядом, выплывая в разные нужные моменты, как имя-нарицательное, как образ, как метафора, как...
... одним словом Ставок на Попуцыно был для многих людей паролем, иллюстративной картинкой, меткой и точной как любой мем - а только знали этот мем немногие. Ну, пара тысяч людей из нашего посёлка и окрестных сёл.
Ну, пара сотен учителей, которым про этот случай рассказывали на районном педсовещании.
А сейчас кто знал, тот забыл.
Возродим мем!
Поведаем известную когда-то байку про Ставок на Попуцыно
... Что было за Попуцыно, не помнит никто, даже из тех, кто присутствовал при рождении байки
Кажется, это был хуторок, к моменту рождения мема давно стёртый с земли и карт, так, что даже фундаментов хатынок не осталось - тем более, что тогда хаты ставили ещё без фундамента, просто чуть вкапывая в землю.
Остался от Попуцыно только ставок.
Ставков вокруг нашего посёлка было много - стоял посёлок наш на водоразделе, стекая по склону к речке. Посёлок окружён был и украшен гранитными карьерами, как древними, вручную долбленными, так и огромными современными кратерами, выдолбленными взрывами - кратерами диаметров километровых и глубин многоэтажных, если кому вздумалось бы строить многоэтажку в глубокой яме земли - яме, обрамлённой гранитными террасами стен и подтапливаемой холодными чистыми родниками.
А гранитный карьер - это дело такое. Сегодня он карьер, а завтра вдруг, глядишь, ставок, а то и озеро. И здесь всё дело в родниках. Бывало додолбятся до такого, что родники взрывались фонтанами, вода врывалась в карьеры, и тут дай Бог ноги унести - а техника очень часто оставалась на дне.
Мальчишки, бывало, хвастали потом, что доныривали до экскаваторов и грузовиков. Но мы им мало верили. Глубина этих ставков и озёр была местами глубже самого глубокого места Азовского моря - такие сравнения нам вдалбливали в школе, а школе что ж не верить? - Верили.
И страшно было купаться в этих ставках и озёрах. Плавали, представляя, что вот под нами, очень глубоко, стоят суровые экскаваторы, поросшие водорослями грузовики, не спасённые, погибшие под хлынувшей в кратер, водой. И обязательно выдумывались погибшие каменотёсы, или какой-то водитель бульдозера, который смело побежал спасать свой бульдозер, да так в кабине и погиб.
Без таких легенд никак. Представляете, как прикольно рассказать девчонкам про погибшего бульдозериста, а потом, когда пойдут девчонки купаться, нырнуть за скалой тихонько, подплыть под водой и дёрнуть девчонку за ногу - визгу на весь бывший карьер. А в озере-карьере визжать вообще прикольно, эхо отбивается от каменных стен, а иногда заходит погулять в гранитные пещеры и, заблудившись, возвращается, когда о нём уже все забыли.
Но плавать в ставках этих всё равно было славно, чистая там была вода, поскольку не обрёл тогда ещё посёлок ноу-хау - сливать все канализационные потоки в эти ставки, - а когда обрёл и научился - зацвели, покрылись мазутными пятнами, лишились прозрачности и чистоты все семь родниково-гранитных озёр вокруг посёлка, и поплыла в них рыба кверху брюхом, также какашки и прочие прелести деревенской канализации. Но это уже совсем другая история, мы же вернёмся к периоду озёр чистейших, утопленными зеркалами обрамляющих сухой и выжженный солнцем посёлок, стоящий на гранитной плите.И к тем детям, которые жили в этом посёлке, подобны детям морским - и если не умел ты плавать к четырём годам твоей жизни, позор был тебе на всю жизнь, равный позору, как если бы ты не умел ездить на велосипеде.
Я научилась плавать лет в семь, а то и позднее - так мне этот позор до сих пор вспоминают. Бывает, приеду в посёлок, здороваюсь с людьми, начнут спрашивать то да сё - старенькие уже все, местами беззубые, морщины изрезали калённые степным солнцем лица.
Сидят на лавочке, семки сплёвывают. А я стою такая перед ними и на вопросы отвечаю, сама стесняясь своего вида, городского до неприличия в этих плоскостях. И ещё мне так неловко смотреть на них. Я вижу, что они уже старики и старухи. А я не совсем ещё старуха, ничего так я, а местами так даже молодуха.
От этого обстоятельства становится мне перед ними крайне неудобно.
- Так шо кажеш, живеш на київському морі? - спрашивают старики и старухи, мои однолетки, а то и младше.
- Ага, живу. - стесняясь, киваю я.
- А чи ти плавать хоч навчилась? - и общее гагага хохотом.
И в этом общем гагага вспоминается мне моё неумение плаванья до семи лет, а то и больше, и мне снова так стыдно...
Да, но вернёмся к Ставку на Попуцыно.
Попуцынский ставок - этот единственный из всех ставков не был бывшим карьером, а был просто ковбанею.
Ковбаня - это такое украинское слово. Обозначает ставок рукотворный, неглубокий, выкопанный вручную, чаще всего служащий водопоем для скота. И то понятно, скот в озёра-бывшие-карьеры не пригонишь, там везде скалы и одна тропка, как правило, идёт пологим спуском к воде. Опасно скот гонять в таких условиях.
Поэтому был выкопан ставок на Попуцыно, в те времена, когда Попуцыно то было ещё вполне процветающим степным хутором - а хуторов в Украине вообще было великое множество. Культура у нас была такая - сельская, слободская, хуторская.
Я сама по одной линии из крепостных, стало быть сельских - а по линии второй из вольных, слободских. А до того как поселиться в слободе, были предки мои хуторскими. И не просто так, а основателями хуторов, их старостами и главенствующей силой и словом.
А когда наша семья перехала в посёлок гранитно-озёрный, то оказалось, что посёлком он стал совсем недавно, а до того было здесь несколько хуторов. Хутор семейный, семейно-партнёрский, и ещё какой-то сборный.
И было это очень долго, до пятидесятых годов двадцатого века. Пока партия и правительство не обратили особое внимание на развитие горно-рудной промышленности.
Вот тогда приблизительно и канул в безвестие глава хутора Попуцын, в отличие от главы соседнего хутора Будылки, который поселился поближе к гранитной жиле, вышедшей на поверхность. И Будылка вошёл в историю, оставшись из главы хутора главой кутка (а КУТОК - это тоже такое украинское слово, означает обособленную часть села, государство в государстве такое)
А от Попуцына остался только ставок.
Хреновый был ставочек, признаюсь честно.
Берега густо поросли камышом, так что приходилось прорубывать дорогу к воде. О пляже и речи не было.
Рыбы в Попуцынском ставке отродясь не водилось, зато головастики плавали плотным планктоном. И жабы, соответственно, кумкали дружным хором.
Вода в ставке на Попуцыно казалась чёрной до ощущения маслянистости. Ощущение усиливали чёрные вязкие грязевые следы на тех, кто решил вдруг там искупаться. Но решали искупаться там только мальчишки, и купались они там, надо сказать, регулярно, предпочитая чёрную маслянистую воду и грязевое дно - чистым и прозрачным гранитным озёрам.
Почему? - тайна сия покрыта мраком попуцынской грязи. Возможно, потому что ставок на Попуцыно прогревался быстрее, чем прохладные ключевые гранитные озёра. А может, потому что был он скрыт камышами от чужих глаз настолько плотно, что разглядеть Попуцынский ставок можно было, только уткнувшись в него внезапно.
Девчонки ставком на Попуцыно брезговали. Матери мальчишек время от времени вооружались лозиной и совершали рейды на Попуцыно, с целью изгнания своего и чужих - потому что попробуй отмой пацана после вязкой попуцынской грязи.
Но пацаны, вняв материнским лозинам, ставок покидали - затем же вскоре возвращались на него окружными тропами, а наиболее сообразительные совершали после Попуцына заход в чистый ставок, с целью вымыться самому и выполоскать трусики.
Однако, след от Попуцына оставался в волосах, в резинках трусиков, в подмышках и между пальцами. Живуч был ставок на Попуцыно и всякий раз громко заявлял о себе, предавая верного ему пацана.
И вот эти пацаны и девчонки однажды вытянули лотерейный билет - да прямо из рук главного бухгалтера гранитообрабатывающего завода. Завод тот шефствовал над школой. Такие раньше были отношения детских учреждений и взрослых предприятий. Обязательно кому-то над кем-то надо было шефствовать.
А шефство - это, возможно, подарки на Новый год и путёвки в производственный пионерский лагерь, а возможно, и ничего.
Нашей школе было как правило - ничего.
Завод был небедным, но достаток его не распространялся на подшефную школу. И путёвки в пионерский лагерь расходились очень, очень вяло. Да и смысл им расходиться бодро, если лагерь тот находился совсем недалеко, в двадцати километрах, на Великом Луге, над рекой Днепр. И казалось бы, это прекрасно, потому что и Днепр в те времена был чистым и прозрачным, и купаться в нём можно было без риска для жизни, а также кожных и слизистых покровов, и где-то там был намёк на лес - ан вдруг оказывалось, что лес тот и не лес вовсе, а парк, полсотни чахлых деревьев, и на Днепр купаться отряды пионеров водили крайне редко. Поскольку страдал Днепр в тех местах сильным течением.
И что получал взамен домашней, гранитно-озёрной, велосипедно-степной вольницы пацан, а то и девчонка? - а ничего особого не получал, кроме дисциплины, "Взвейтесь кострами" и манной каши на ужин, бррррр...
Так что непопулярны были путёвки в пионерский лагерь.
Где-то относительно недалеко было море. Каких-то двести километров.
Но было то во времена скоростей нескорых, автомобилей не слишком мощных, автобусов стареньких и пыхтящих. Так что то, что сейчас звучит как - ах, двести километров, это же рядом, тьфу!
тогда было недосягаемым и далёким.
На море не ездил никто. Не ездили даже дети поселковой верхушки и управленцев.
Где-то спустя десять лет после истории со ставком на Попуцыно в посёлке появилась наша семья. И наша семья имела родственников в Геническе, так что вопрос жилья у моря решался просто - и нас с братом начали вывозить к морю каждое лето.
Так вот - было это преступно-расточительно, выглядело это таким недозволенным барством и вызывающей претенциозностью, что долго не могли нам в посёлке простить тех морей.
Так это было десять лет спустя, а в годы, о которых я рассказываю, даже сама мысль о поездке на море равнялась чему-то насколько фантастическому, как гиперболоид инженера Гарина или полёт на Венеру, прямо в обьятия к Аэлите.
Но было одно такое, что равняло те времена и эти, и вообще все времена - это чёрная бухгалтерия.
И случилось так, что главному бухгалтеру завода-шефа пришлось однажды крепко задуматься, куда списать некоторое количество бензина, поставив под шумок в нужной графе лишний нолик.
Главный бухгалтер была личностью абсолютно изобретательной - так и случилось, что завод-шеф решил подарить школе поездку в Асканию-Нову.
Учителя и директриса школы ликовали, пацаны и девчонки пожали плечами.
Что такое Аскания-Нова, конечно, немного знали, а некоторые даже представляли бескрайние ковыльные степи и стада бизонов и муфлонов, и даже парочку верблюдов - но представить эту поездку было настолько сложно, как и полёт на Венеру.
Однако, ажиотаж учителей был заразителен, и постепенно все остальные тоже загорелись идеей поездки, а мамы и бабушки замесили тесто на пирожки.
Поездка планировалась на нескольких автобусах, поскольку детей вместе с учителями было человек двести.
Выехать собирались крайне рано, часа в четыре утра - чтобы, осмотрев Асканию, успеть засветло добраться домой. Так что торбы спешно наполнялись пирожками, вареными яйцами, огурцами и помидорами, а завод-шеф махнул рукой - гулять так гулять! - и выделил деньги на закупку сухого пайка в виде банок с килькой и кабачковой икрой, нескольких ящиков плавленого сыра, а также определённого количества хлеба.
Колбасу брать не рекомендовалось, поскольку стояло жаркое лето, а колбаса если и бывала в магазинах, то только варёная, "Любительская" - а плавилась и темнела на солнце эта любительская совершенно мгновенно.
Аскания-Нова оказалась разочарованием.
Не скакали стада бизонов и муфлонов по бескрайним ковыльным степям - но некоторые представители парнокопытных чинно лежали в вольерах того зоопарка, которым, собственно, и оказалась Аскания-Нова.
Понятно, что зоопарк дети тоже видели впервые. И в каком-то смысле это было тоже интересно.
Да и сама поездка - приключение немалое.
Однако, ближе к обеду пацаны и девчонки выглядели уже совершенно осоловелыми.
И учителя, махнув рукой на недоосмотренный музей, махнули рукой на эту Асканию и Новую, и дали отмашку на погрузку в автобусы.
Отъехав от аскании, остановились в тени посадки. Устроили привал.
Дети поели, вздремнули, после оживились. Учителя же переглядывались уныло. Задуманный праздник оказался недопраздником, и было уже понятно, что запланированное на сентябрь сочинение "Как я ездил в Асканию-Нову" вряд ли состоится.
Водители автобусов хмыкали, лёжа в тени редких акаций и лохов сребролистых.
- А можна заїхать на море. - сказал водитель дядя Федя, бессменный и вечный поселковый водитель.
- Та де ж це море, воно ж далеко. - сказала учительница математики.
- Зовсім недалеко. - строго ответила учительница географии. - Ми зараз знаходимось між Чорним і Азовським морями.
- Ой, поїхали, поїхали! - запрыгала пионервожатая, но тут же прекратила под строгим взглядом директрисы.
- Так діти потомились. - сказала старенькая и очень глупая учительница украинского языка и литературы.
Учительница украинского языка и литературы была глупа от природы и вследствие старости. Она давно перешагнула пенсионерский возраст, но упорно не хотела уходить на пенсию, к ежегодному, тщательно скрываемому неудовольствию директрисы, которая мечтала составить коллектив молодой и, как сейчас принято говорить, креативный, а тогда такие слова вообще не принято было говорить.
- Та хто там потомився? - сказал физрук, снимая с акации гроздь пацанов, повисших на колючих ветках.
Физрук снимал пацанов по двое и по одному, не забывая картинно поигрывать мускулами, красиво поворачиваясь выигрышным профилем к пионервожатой и учительницам младших классов.
Учительницы младших классов пришли в школу год назад, вместе с пионервожатой, произведя фурор среди поселковых женихов, но физрук шёл вне конкуренции, поскольку имел выигрышный профиль, мускулы, и шёл на высшее образование.
Поэтому в школе он имел постоянный кастинг - если бы в то время можно было употреблять такое слово.
Все молчали, только пионервожатая тихо повизгивала и тут же закрывала рот кулачком.
Но все ждали вердикта директрисы.
Директриса величаво повернула корпус к дяде Феде.
Дядя Федя, улыбаясь, смотрел на пионервожатую и учительниц младших классов.
- Федоре Микитовичу. - сказала директриса, только она называла дядю Федю по имени-отчеству. - Що скажете? Встигнемо засвітло додому?
- Та засвітло ми й так не встигаємо, але сьогодні дома будемо. - сказал дядя Федя и добавил. - Хай діти хоч море побачать.
Он сказал это, глядя на пионервожатую, и директриса поняла его буквально, усмехнулась и кивнула.
А дядя Федя незаметно кивнул бригаде водителей.
Так и получилось, что спустя некоторое время цепочка автобусов вырулила к песчаному пляжу, обозначенному по краю солончаковой травой и высушенными комьями камки.
Конечно, пионервожатая и учительницы младших классов задумали это с самого начала. Иначе почему у них с собой оказались купальники?
Впрочем, купальники оказались у всех учительниц и даже директрисы.
Очевидцы рассказывали, что был очень жаркий, но ветреный день. Пляж этот был диким, пустынным, курортники в те годы ещё не оккупировали косы Азовского моря, но жарили тела исключительно на пляжах городов - Геническа, Бердянска...
Учительницы младших классов, пионервожатая и физрук неслись по пляжу к прозрачным волнам Азовского моря, учительницы постарше, во главе с директрисой, входили в море степенно и важно, но тут же, с первой захлестнувшей волной, теряли важность, и начинали брызгаться и хохотать. Физрук поплыл красивыми гребками, но недалеко, так, в поле видимости, чтобы учительницы младших классов и пионервожатая отмечали его силу, красоту и ловкость. Потому что водители автобусов тоже были мускулистыми, как оказалось в этих волнах, и физрук опасался надолго покидать свой фан-клуб, если бы тогда можно было употреблять такое слово.
В этом общем счастье выездной педсовет не сразу обратил внимание, что рядом с ними, в волнах и мокрых брызгах, нет детей.
Двести человек детей, от первого до восьмого, выпускного, класса, сидели длинными цепями и группами на камке, солёных травах и песке - и строго смотрели на учительско-водительское веселье.
- Діти! Та чого ж ви не купаєтесь? - удивлённо спросила старая и глупая учительница украинского языка и литературы.
- А ось ми їх зараз скупаємо! - закричал физрук, выбегая из воды, хватая гроздья пацанов и неся их под мышками к морю.
- Та не треба! - закричали пацаны, вырываясь из рук физрука, отбегая и снова оккупируя свои наблюдательные пункты.
- Чекайте. Тут щось не те. - встревоженно сказала директриса и вышла из воды.
Педсовет потянулся за ней. И только пионервожатая, наплевав на педагогические обязанности, продолжала визжать в незначительных, но таких непривычных для степного человека, волнах мелкого и тёплого этого моря.
Мокрые учителя в купальниках стояли перед детьми, сидевшими, в свою очередь, цепью и группами.
Дети, одетые в пионерские формы, смотрели на учителей уныло и осуждающе. Красные галстуки, развеваемые морским бризом, трепетали на пыльных пионерских шеях.
- Діти. Чому ви не купаєтесь? Вам погано? В кого болить голова, підніміть руки! - испуганно спросила директриса.
Дети не шелохнулись.
- Кілька була погана. Точно! - сказала учительница химии, приверженец здорового образа жизни и зарядки.
- Ботулізм? - ахнула глупая учительница украинской литературы и языка.
- Діти. Кому тошнить? - спросила директриса.
Дети фыркнули. Мальчишки посмотрели на директрису с уважительным презрением.
Только пацаны определённого возраста могут смотреть с уважительным презрением - когда учитель ещё кажется небожителем, но уже базируются в пацанской голове подозрения, основанные на наблюдениях, что учитель, он, оказывается, тоже человек. А директриса - ну, она не совсем человек. Но что-то человеческое в ней определённо есть. Особенно когда она мокрая и в купальнике.
- Хлопці, дівчата! Ану, бігом купатись! - кричала на бегу пионервожатая, оторвавшись наконец от волн.
- Це ж море, діти. - сказал встревоженный и удивлённый дядя Федя. - Ми ж скоро вже поїдемо. Біжіть, скупайтесь в морі.
- Діти, це ж море. - убедительно повторил физрук.
Дети, от первого до восьмого класса, хмыкнули. А кто не хмыкнул, тот скривился, вкладывая в гримасу всю степень пацанского и девчоночьего презрения.
- Та хіба це море... - снисходительно усмехнувшись, сказал один пацан. - От у нас ставок на Попуцино... Усім морям море!
... История эта, привезенная педсоветом из херсонских степей и узкого длинного пляжа азовской косы, была поведана родителям, соседям, бабушкам и дедушкам героев её. Историю пересказывали в цехах завода-шефа и на районном педсовете.
Родители смущённо крутили головами:
- От паршивці! Ставок на Попуцино, ну нада ж! - но в словах их слышалась трудно объяснимая гордость.
Посёлок хохотал, хохотал районный педсовет, история с годами обрастала подробностями, но точнее всех её рассказывал дядя Федя, давно прошуршавший колёсами своего автобуса дорогу к морю. Говорят, что смущённый директорат завода именно после этой истории начал задумываться о семейных выездах выходного дня на море - выездах для работников завода и их детей.\
А после завод даже прикупил базу отдыха на генической косе.
Понятно, что всё это случилось не сразу. Годы эти - детства, до-детства, после-детства, сливаются в моей памяти в быстрый бег - и, только натянув вожжи, могу я притормозить я поток давних лет, и попытаться разложить по времени...
Вот случилась история. Вот после неё приехала в посёлок я, потом пошла я в школу, затем длинное лето у моря, год учёбы и снова длинное лето у моря, и одноклассницы завидуют и злятся, когда показываю я ракушки и засушенных рыб-игл, привезенных из азовских берегов.
А вот пошли первые автобусы к морю. Суббота-воскресенье, и снова домой. До следующих субботы-воскресенья.
Однажды с этим выездом поехала и я. И, сидя у палатки, слушала, как сухо и сжато, и до сих пор, спустя годы, удивлённо, рассказывает эту историю дядя Федя:
- Ми їм кажем, це ж море, діти! Море... А вони нам - та хіба ж це море? От у нас ставок на Попуцино, усім морям море!
И сколько было потом пополнений в педагогическом коллективе - столько раз и рассказывалась история о ставке на Попуцыно.
И ровно столько же раз задумывался каждый вновь обращённый в загадку того дня, пытаясь понять - что это было в тот день с детьми, почему так и не рискнули они войти в прозрачные воды моря, тоскуя по чёрному и маслянистому болоту Ставка на Попуцыно?
Испугались волн? - ха, чего могли испугаться мальчишки и девчонки, которые росли на этих глубоких озёрах своего посёлка и самозабвенно-бесстрашно прыгали в воду из самых верхних скал.
но Ставок на Попуцыно с тех пор звучал в нашей школе синонимом ограниченности и узости мышления. А чтобы каждый новый ученик, пришедший в школу, понимал этот символ, ему рассказывали эту историю.
Когда в школьной столовой вдруг почему-то подали прекрасные, невиданные ранее, сардельки, вместо котлет, состоящих из большого количества хлеба и некоторого количества сухожилий, кто-то возмутился:
- Та як оце їсти? А де котлєти?
И присутствовавшие в столовой учителя немедленно отреагировали, практически хором:
- Та хіба це море? От у нас ставок на Попуцыно...
столовая хохотала, а капризник покраснел и молча начал ковырять сардельку.
Ставок на Попуцыно долгие годы чётко работающим педагогическим приёмом, и в нашей школе, и в самом посёлке.
Говорят, сам директор завода, однажды разгневавшись на то что новые станки стоят в углу цеха, а рабочие продолжают работать на старых, рассыпающихся, но таких привычных, долго кричал:
- Ич які! Модернізація їх не колише! Ставок на Попуцино їм подавай!
И даже я не устояла перед педагогическим соблазном, задумав рассказ о Ставке на Попуцыно как некий педагогический пост. Как пост-назидание, пост-намёк, ответом на некоторые шевеления бурных волн наших, блогосферных, отдельно взятых болотцев.
Но, дойдя до конца, до финала, в котором давно забыт ставок на Попуцыно, и постарели и даже умерли очевидцы и участники незначительного в принципе, но такого значительного в истории отдельно взятой сельской школы, события...
События, случившегося жарким и ветреным летним днём на берегу пустынного пляжа азовского моря...
Потеряла я нить и желание выводить мораль истории.
И вот почему.
Пока писала, я наконец смогла остановить поток и бег этих лет и сосчитать их. И я могу ответить совершенно точно - с того летнего дня, где Аскания Нова, и мокрые учителя, и совершенно наоборот - сухие дети - прошло более пятидесяти лет.
Все азовские косы давно застроены и исхожены, и трудно найти безлюдный пляж, например, в Кирилловке, не говоря уж о Бердянске.
В Аскании Новой восстановили популяцию муфлонов.
Давно умер дядя Федя, бессменный поселковый водитель, а до того как умереть, он ещё успел прокатить в последний раз и директрису школы, и физрука, не говоря уж о учительнице украинского языка и литературы - в своём автобусе, украшенном ради такого дела полотенцами и чёрным крепом.
Покрылись мазутными пятнами и фекальными разводами семь гранитно-родниковых озёр, обрамляющих посёлок чистыми некогда, опрокинутыми зеркалами.
И только ставок на Попуцыно за все эти годы не изменился ни на грамм своей грязи.
Так же как всегда, прячется он в камышах и открывается только тому, кто подойдёт к нему совсем близко.
Так же грязна и масляниста его живительная вода, и я уверена - местные пацаны и сейчас, вернувшись от летних морей, точно так же бегут тайными тропами и ныряют, распугивая головастиков, в вязкую черноту поверхности его.
Я там жила, я вырастала там, там, недалеко от ставка на Попуцыно, могилы моих близких, и я туда вернусь когда-то. Когда выйдет время.
Но вряд ли я разгадаю к тому времени неразгаданную никем загадку - что было и что есть в этом Ставке на Попуцыно?
... может быть, любовь?
no subject
Класс.
no subject
(цит)
Но хитрый текст получился, а? Двойственный такой.
no subject
no subject
no subject
Если это действительно эссе, а то местами кажется, что фейлетон.
:)
no subject
no subject
Море уперше в житті - завжди легкий шок.
А не зрозумівши і не осягнувши - діти просто викинули його з своїх задач, образились і окуклились, замкнулись.
Я не психолог, я не зможу пояснити за допомогою термінів, але я розумію цей психологічний бар"єр, цю спробу самозахисту від незрозумілого.
no subject
no subject
Ещё как символ ограниченности и испуганного нежелания выйти за рамки привычного.
И много символов можно сюда подвести и выстроить.
Ставок на Попуцыно тем и прекрасен - как символ он вполне подходит ко многому.
Только грязи там много.
no subject
"На чуже багатство ми не ласі..."
no subject
no subject
no subject
:)))
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
Только моё детство веет Азовским Геническом.
no subject
no subject
Читал с упоением :)))
no subject
:)
no subject
no subject
Сама расчувствовалась.
no subject
Здорово написано ))
no subject
:)))
no subject
no subject
І звідки та грязюка там бралась, на виході гранітного щита на поверхню.
Бездонна грязюка.
no subject
no subject
Сама ж получаю удовольствие.
:)
no subject
История с появлением мема знатная. Нечто подобное наблюдаю в нашем проекте каждое заметное обновление, потому что все необычное и новое людей настораживает, что выражается вот в таких "ставках".
no subject
Я понимаю. Иногда даже разделяю.
Трудно в мои годы не быть консерватором.
Но меня спасает то, что более всего страшусь я таких болот.
Застояная вода здоровья не приносит - ни обществу, ни личности, ни процессу.
no subject
no subject
От первой до последней нотки - Бредбери...
Спасибо тебе!!!
no subject
хорошо но мало
почему больше не было про тетю Асю?
шо ишо почитать?
no subject
:)))
"Имя зла" ты не читала? Там надо отматывать в начало. И обязательно перед сном. уууууу...
И "Трубачи по имени Надо"
no subject